Ч.1. Ситуации тревожности в раннем возрасте, и их влияние на общее развитие ребенка
Ранние стадии эдипова конфликта и формирование Супер-Эго
Оральные фрустрации вызывают импульсы, связанные с эдиповым комплексом, и супер-эго начинает формироваться именно в это самое время. С этого начинается период в развитии, который характеризуется отчетливым выходом на передний план генитальных импульсов и который известен ранним расцветом сексуальности, а также как этап появления и развития конфликтов, связанных с эдиповым комплексом. При нормальном развитии удовольствие от процесса сосания заменяется таковым от кусания. Недостаток удовольствия на стадии орального сосания увеличивает потребность в удовольствии на стадии орального кусания. Внешние фрустрации – то есть неблагоприятные условия питания – сопутствуют конституционально усиленному оральному садизму, который отрицательно влияет на получение ребенком удовольствия от процесса сосания. И наоборот, если наступление орального садизма происходит не преждевременно и не носит слишком насильственного характера (что предполагает удовлетворительное течение «сосательного периода»), то это представляется необходимым условием для начала нормального развития.
Тревога является результатом непосредственной трансформации либидо, сохраняется лишь в очень ограниченных рамках. Фрейд показывает, что у голодного грудного младенца тревога возникает в результате увеличения напряжения, вызванного его потребностью, но у этой тревожной ситуации уже есть еще более ранний прообраз. Он говорит: «Ситуация неудовлетворенности, при которой все раздражения достигают мучительной высоты … должна для младенца быть аналогична переживаниям при рождении, воспроизведением той ситуации опасности.»
Самый яркий случай трансформации неудовлетворенного либидо в тревогу – это реакция грудного младенца на напряжение, вызванное его физическими потребностями. Однако такая реакция, без сомнения, выражается не только в тревожности, но и в гневе.
Деструктивные инстинкты направлены против самого организма, и поэтому Эго должно воспринимать их как опасность и угрозу, именно эта опасность ощущается человеком в виде тревоги. Поэтому тревожность будет брать свое начало в агрессии.
М. Кляйн говорит, что у Эго имеется и другой способ справиться с этими деструктивными импульсами, которые продолжают оставаться в организме, а именно оно мобилизует часть этих инстинктивных побуждений, чтобы защитить себя от другой их части. Таким образом произойдет расщепление между ид, которое является первым шагом в формировании и инстинктивных запретов, и супер-эго и которое может быть тем же самым, что и первичные подавления. Мы можем предположить, что такого рода расщепление становится возможным благодаря тому факту, что, как только процесс инкорпорации начался, инкорпорированный объект становится средством защиты от разрушительных импульсов в организме. Беспокойство, спровоцированное у ребенка его деструктивными инстинктивными импульсами, проявляется в Эго в двух направлениях. В первую очередь это подразумевает уничтожение его собственного тела в результате действия таких импульсов, которые представляют собой страх внутренней инстинктивной опасности. Но вторым идет страх перед его внешними объектами, на которые направлены его садистические чувства и которые воспринимаются как источники опасности. Растущий оральный садизм достигает своей высшей точки в процессе отлучения от материнской груди и сразу после этого, что ведет к максимально полной активизации и развитию садизма, проистекающего из всех его источников. Орально-садистические фантазии ребенка, которые, как думается, представляют собой связь между «орально-сосательной» и «орально-кусательной» фазами, имеют вполне определенный характер и содержат мысли о полном обладании содержимым материнской груди, достигаемом путем высасывания и вычерпывания. Подобное стремление (высосать и вычерпать) поначалу направлено на грудь матери, а затем его объектом становится и все то, что находится внутри материнского тела.
Говоря о раннем эдипе М.Кляйн отмечает, что в этот период преобладают агрессивные тенденции в отношении тела матери, а ведущее желание на этом этапе – лишить тело матери содержимого и уничтожить его. Наиболее близкой оральному садизму, является уретральный садизм. Наблюдения подтвердили, что детские фантазии о затоплении и разрушении огромным количеством мочи (в смысле размягчения этого «чего-либо», утопления, сжигания или отравления) являются садистической реакцией на отлучение от жидкости, получаемой из матери, и в конечном счете направлены против ее груди. Хорошо известные психоаналитикам фантазии, как затопление и разрушение чего-либо огромным количеством мочи, а также более широко известная связь между играми с огнем и писанием в кровать, являются просто более видимыми и менее подавленными признаками садистических импульсов, которые сопровождают функцию мочеиспускания. Моча представляется жидкостью, которая вызывает возгорания, разложение и отравление, как тайный и медленно действующий яд. Эти уретрально-садистические фантазии имеют фундаментальную роль в придании пенису бессознательного значения как инструмента садизма, а также в нарушениях мужской потенции. В ряде случаев ночное недержание мочи вызвано именно фантазиями такого рода. Все другие способы садистической агрессии, которые применяет ребенок, такие как анальный или мышечный садизм, направлены в первую очередь против материнской груди (которая не постоянно находится в доступе), но вскоре объектом этой агрессии становится все то, что находится внутри тела матери, которое таким образом становится целью всех самых эффективных средств садизма. В работе Авраама показано, что удовольствие, которое младенец получает от процесса кусания, связано не только с либидинальным удовлетворением его эротогенных зон, но и с четко выраженным разрушительным страстным желанием, направленным на уничтожение его объекта.
По мере роста у ребенка количества методов его садистической агрессии его садистические фантазии обретают все свою полноту и силу. Оральные фрустрации вызывают у ребенка на бессознательном уровне осведомленность о том, что его родители получают друг от друга удовлетворение сексуального характера, которое поначалу воспринимается как носящее оральный характер. Под давлением своих собственных фрустраций ребенок реагирует на эту свою фантазию чувством зависти к родителям, что, в свою очередь, только укрепляет его ненависть к ним. Его стремление «высосать и вычерпать» приводит к желанию высосать и поглотить все жидкости и остальные вещества, которые содержатся в родителях (или скорее в их органах), включая и те, которыми они обменивались в процессе оральной копуляции. Такие бессознательные знание и фантазии о половом акте между родителями возникают на самой ранней стадии развития. Оральная зависть является одним из мотивирующих факторов, заставляющих детей обоих полов стремиться проникнуть внутрь тела матери и рождающих связанное с этим любопытство. Детские деструктивные импульсы, однако, довольно скоро перестают быть направленными только на мать и распространяются также на отца. В воображении ребенка пенис отца становится частью матери во время оральной копуляции и остается внутри ее тела (у отца имеется большое количество пенисов), а поэтому агрессия против ее тела направляется также против его пениса, находящегося внутри этого тела. Причиной того, почему у мальчика на самых глубинных уровнях его разума имеется такой огромный страх перед кастрирующей матерью и почему у него сохраняется тесно связанная с этим страхом мысль или представление о «женщине с пенисом», является его боязнь ее как человека, в теле которого находится пенис отца; поэтому в конечном счете то, чего он боится, – это пенис отца, инкорпорированный в тело матери. Смещение объекта чувства ненависти и тревоги с пениса отца и перенос этого на тело матери, которое вбирает его (пенис) в себя, очень важно для понимания истоков психических расстройств; это также является основополагающим фактором нарушений в сексуальном развитии и формирования гомосексуального отношения. Данное смещение происходит следующим образом: страх пениса отца, инкорпорированного в тело матери, устраняется с помощью хорошо известного механизма его перемещения на меньший страх «материнского пениса». Боязнь отцовского пениса, «поглощенного» матерью, настолько велика потому, что на этой ранней стадии развития пенис представляет и всего отца. Таким образом, пенис, находящийся внутри матери, символизирует комбинацию матери и отца в одном лице, которая воспринимается как особо ужасающая и несущая в себе угрозу. В этот период максимально сильного детского садизма он концентрируется вокруг коитуса между родителями. Те желания смерти родителям, которые чувствует ребенок во время первичной сцены или в своем обусловленном такой сценой воображении, связаны с необычайно буйными (по содержанию) садистическими фантазиями, которые, в частности, состоят в садистском уничтожении родителей вместе или по отдельности. У ребенка также есть фантазии, в которых родители разрушают друг друга при помощи своих гениталий и экскрементов, которые воспринимаются в воображении как опасное оружие. Эти садистские импульсы, направленные против матери и отца в состоянии совокупления, ведут к тому, что ребенок ожидает наказания за них одновременно от обоих родителей. На такой ранней стадии детский страх этого приводит к интенсификации садизма и увеличению силы тех импульсов, которые направлены на уничтожение опасных объектов; поэтому у ребенка в еще большем количестве возникают деструктивные и садистические устремления, направленные на своих «сборных родителей», а следовательно, у него растет страх перед ними как перед враждебной силой. М.Кляйн считает, что ранние генитальные импульсы и фантазии, начинающиеся в фазе развития, в которой доминирует садизм, и представляют собой у детей обоих полов ранние стадии эдипова конфликта, так как они удовлетворяют принятым его критериям. Хотя прегенитальные импульсы у ребенка все еще преобладают, он уже помимо своих оральных, уретральных и анальных желаний начинает ощущать генитальные устремления, направленные на родителя противоположного пола, а также ревность и ненависть к родителю одного с собой пола и даже на этой ранней стадии испытать конфликт между своей любовью и ненавистью к последнему. И острота эдипового конфликта проистекает из этой ранней ситуации. Например, когда маленькая девочка отворачивается от матери с чувствами ненависти и разочарования и устремляет свои генитальные и оральные желания на своего отца, она остается привязанной к матери мощными силами своей оральной фиксации и своей общей беспомощности; а маленький мальчик тянется к своему отцу силами своей позитивной оральной привязанности и одновременно отталкивается от него чувствами ненависти, возникающими в результате ранней эдиповой ситуации. Но на этой стадии развития ребенка эдипов конфликт выражен недостаточно четко по сравнению с тем, что происходит в дальнейшем.
М. Кляйн утверждает, что детские мастурбационные фантазии своим ядром имеют ранние садистические фантазии, возникавшие вокруг копуляции своих родителей. Именно эти деструктивные импульсы, слившись с либидинальными, заставляют супер-эго возводить защитные редуты против мастурбационных фантазий и, между прочим, против мастурбации как таковой. Получается, что детское чувство вины, связанное с генитальной мастурбацией в раннем возрасте, является производным от садистических фантазий, направленных против своих родителей. Более того, так как в этих мастурбационных фантазиях содержится суть эдипова конфликта, в результате чего они могут рассматриваться как центральная точка всей сексуальной жизни ребенка, чувство вины, возникающее из детских либидинальных импульсов, в действительности является реакцией на деструктивные импульсы, которые слиты с ними. Конфликт, связанный с эдиповым комплексом, как и формирование супер-эго, инициируется в основном на почве имеющихся импульсов ненависти, которые определяют все это даже на самых ранних и решающих этапах.
Первоначально считалось, что формирование супер-эго начинается в фаллической фазе. В своей работе «Гибель эдипова комплекса» Фрейд заявляет, что эдипов комплекс заменяется возникновением супер-эго – что он распадается на мелкие части, а супер-эго является его наследием. А в работе 1926 года «Торможение, симптом, тревога» мы читаем: «Тревога фобии животных представляет собой, таким образом, аффективную реакцию эго на опасность. Опасность же, о которой здесь сигнализируется, – это кастрация. В данном случае нет другого отличия от реальной тревоги, которую эго нормально проявляет в ситуации опасности, как только то, что содержание тревоги остается бессознательным и осознается только в искаженном виде». Если это так, то тогда детская тревожность, которая присутствует до наступления латентного возраста, может быть сведена к кастрационной тревоге у мальчика и страху потери любви у девочки. Согласно этой концепции, формирование супер-эго не начнется до тех пор, пока прегенитальные стадии не останутся в прошлом, и будет осуществляться путем регрессии к оральной стадии.
Конфликт, связанный с эдиповым комплексом, и супер-эго формируются в обстановке преобладания прегенитальных импульсов, а объекты, которые были интроецированы в течение орально-садистической фазы, – первые катексисы и идентификации объектов – образуют начала зарождающегося супер-эго. Более того, именно деструктивные импульсы и вызываемая ими тревожность инициируют формирование супер-эго и управляют им на ранних стадиях его развития. Так же и важность объектов для формирования супер-эго остается несомненной; однако она предстает в несколько ином свете, если мы будем рассматривать инстинктивные влечения в качестве фундаментального фактора в поздних стадиях развития, а достижение генитальной стадии просто означает усиление генитальных импульсов. Конфликт, связанный с эдиповым комплексом, как и формирование супер-эго, инициируется в основном на почве имеющихся импульсов ненависти, которые определяют все это даже на самых ранних и решающих этапах.
идентификации, делаемые ребенком в самом раннем возрасте, дают искаженные, нереальные изображения объектов, лежащих в их основе. Как мы знаем из Абрахама, на ранних стадиях развития и реальные, и интроецированные объекты по большей части представляются как их органы. Мы также знаем, что пенис отца главным образом является объектом страхов и приравнивается к различного рода опасному оружию или к зверям, которые могут ужалить или пожрать, а вот вагина в бессознательном представляется как несущее опасность отверстие. Такое приравнивание является универсальным механизмом фундаментального значения для формирования супер-эго.
В работах Фрейда мы находим два частично дополняющих друг друга взгляда на формирование супер-эго. Согласно одному из них, суровость супер-эго обусловлена строгостью реального отца, чьи команды и запреты повторяет супер-эго. Согласно другому, о чем говорится в некоторых его высказываниях, эта суровость является следствием деструктивных инстинктивных импульсов субъекта.
Справедливо называть ранние идентификации «ранними стадиями формирования супер-эго» точно так же, как я использовала термин «ранние стадии эдипового конфликта». Уже на самых ранних стадиях развития ребенка эти катексисы объектов оказывают такое влияние, которое характеризует их как супер-эго, хотя они качественно отличаются по своим воздействиям от идентификаций, характерных для более поздней стадии.
Раннее супер-эго обладает особой суровостью и жесткостью, и в нормальной ситуации ни в одном другом периоде жизни противоречия между эго и супер-эго не являются такими сильными, как в раннем детстве. В самом деле, это объясняет, почему на первых стадиях жизни напряженность между ними преимущественно ощущается в виде тревоги. Команды и запреты со стороны супер-эго носят не менее бессознательный характер у маленького ребенка, чем у взрослого, и что они ни в коем случае не идентичны командам, которые исходят от его реальных объектов.
Фаза, когда садизм достигает своей высшей точки, дальнейшее усиление садистических тенденций приводит к росту тревожности. В угрозах со стороны раннего супер-эго в сторону ид содержатся все детали садистических фантазий, направленных на объект, и теперь они одна за одной поворачиваются против эго. Постепенное преодоление садизма и тревожности является результатом прогрессирующего развития либидо.
Тревожность способствует росту силы нескольких эрогенных зон и тому, что они одна за другой добиваются превосходства. Господство орально- и уретрально-садистических импульсов заменяется господством анально-садистических импульсов; и так как механизмы, относящиеся к ранней анально-садистической стадии, неважно, насколько мощными они могут быть, уже действуют как защитники от тревоги, возникающей еще из более ранних периодов этой фазы, то из этого следует, что та самая тревога, которая является главным тормозящим фактором в развитии личности, в то же время является фактором фундаментальной важности, способствующим росту его эго и его сексуальной жизни.
На этой стадии способы защиты являются чрезвычайно жесткими, поскольку они пропорциональны чрезмерному давлению тревоги. Мы знаем: на ранней анально-садистической стадии то, что ребенокизгоняет из себя, является его объектом, который воспринимается как нечто враждебное и приравниваемое к фекалиям. По мнению М.Кляйн, то, что уже изгоняется из себя на ранней анально-садистической стадии, – это ужасающее супер-эго, интроецированное в орально-садистической фазе. Таким образом, этот акт «изгнания» является средством защиты, которое применяет движимое страхом эго против супер-эго; оно изгоняет, выбрасывает наружу свои интернализированные объекты и одновременно проецирует их на внешний мир. Механизмы таких проекций и выброса тесно связаны с процессом формирования супер-эго. Точно так же, как эго пытается защитить себя от супер-эго путем жесткого выталкивания, а значит, и разрушения последнего, оно пытается избавиться от своих деструктивных тенденций с помощью принудительного их изгнания.
Мы знаем, что уровень тревожности у психотической личности гораздо выше, чем у невротической. Тем не менее до сих пор нет объяснения тому факту, что подобная столь подавляющая тревога может появляться на таких ранних стадиях развития (на которых, согласно исследованиям Фрейда и Абрахама, находятся точки фиксации психозов). Самые последние концепции Фрейда, изложенные в его книге «Торможение, симптом, тревога», исключают возможность того, что этот огромный объем тревоги способен возникнуть в результате превращения неудовлетворенного либидо в страхи. Мы также не можем принять мысль о том, что детский страх быть съеденным, разрезанным на куски и убитым своими родителями может быть реальным. Но если предположить, что чрезмерная тревога может являться только следствием интрапсихических процессов, то это будет близко к теории М.Кляйн о том, что тревожность на ранних стадиях развития вызвана деструктивными инстинктивными побуждениями и давлением раннего супер-эго. То давление, которое на этих ранних стадиях существует со стороны супер-эго ребенка с целью его защиты от его же деструктивных тенденций и которое как по своей величине, так и по форме соответствует его садистическим фантазиям, отражается в ситуациях самой ранней тревожности, которые тесно связаны с фазой доминирования садизма. Они запускают определенные защитные механизмы внутри эго и имеют особое значение для характера психотического расстройства, а также для развития в целом.
Предположение о том, что ядро супер-эго формируется на столь ранней стадии развития эго, которая еще очень далека от реальности, проливает новый свет на развитие объектных отношений. Тот факт, что образ объекта искажается собственными садистическими импульсами индивидуума, имеет следующие последствия: не только меняется характер влияния на формирование супер-эго как со стороны реальных объектов, так и в результате объектных отношений, но, в отличие от теории, принятой до сих пор, также увеличивается важность формирования супер-эго в объектных отношениях. Когда индивидуум, будучи еще маленьким ребенком, только начинает интроецировать свои объекты, которые – об этом надо всегда помнить, – будучи воспринимаемы различными органами, пока еще имеют весьма смутные очертания, его страх перед этими интроецированными объектами запускает механизмы вытеснения и проекции. Теперь дело доходит до взаимодействия между проекцией и интроекцией, которое является фундаментальным как для формирования супер-эго, так и для развития объектных отношений и адаптации к реальности. Непрерывное и устойчивое стремление проецировать пугающую идентификацию на объект, как кажется, приводит к усилению импульса к повторению интроекции объекта снова и снова и поэтому становится определяющим фактором в развитии объектных отношений. В садистической фазе индивидуум защищает самого себя от своего страха по отношению к своим прибегающим к насилию объектам, как интроецированным, так и внешним, путем удвоенной в своей интенсивности агрессии, направленной на этот объект, которая – в воображении – приводит к его уничтожению. Устранение объекта, в частности, служит тому, чтобы заставить замолчать супер-эго, высказывающее со своей стороны нестерпимые угрозы. Реакция такого рода предполагает, что механизм проекции инициируется по двум направлениям: посредством одного эго ставит объект на место супер-эго, от которого хочет освободиться, и посредством другого создает объект, обозначающий ид, от которого он также хочет освободиться. Таким образом, к тому объему ненависти, который был первоначально направлен против объекта, добавляется и ненависть, предназначавшаяся для ид и супер-эго.Случаи экстремально высокой тревожности в раннем возрасте играют фундаментальную роль по мнению М.Кляйн в развитии шизофрении. Проекцией своего ужасающего супер-эго на свои объекты индивидуум усиливает свое чувство ненависти по отношению к этим объектам, а значит, и свой страх их, приводящий к тому, что, если его агрессия и тревога являются чрезмерно сильными, внешний мир для него превращается в ужасное место, его объекты – во врагов, а он сам ощущает угрозу преследования со стороны как внешнего мира, так и своих интроецированных врагов. Если его тревожность слишком велика или если его эго не может с ним мириться, он попытается уклониться от страха перед внешними врагами, регулируя свои механизмы проекции. Это будет одновременно предотвращать осуществление каких-либо дальнейших интроекций объектов и останавливать развитие отношения к реальности, и он будет в еще большей мере подвержен страху перед своими уже интроецированными объектами. Данный страх будет принимать разнообразные формы агрессии со стороны врага, находящегося внутри самого индивидуума, от которого нет спасения – врага, который наносит индивидууму различные повреждения. Такой страх, вероятно, является одной из глубочайших причин ипохондрии. Избыток подобной тревоги, которая не поддается какой-либо модификации или сдвигу, очевидно, будет порождать особенно жесткие методы защиты. Более того, нарушения в работе механизма проекции, по-видимому, сопряжены с отрицанием внутренней психической реальности. Страдающий от всего этого индивидуум отрицает и, так сказать, устраняет не только источник своей тревоги, но также и ее влияние. Целый ряд явлений, характерных для клинической картины шизофрении, может быть объяснен как попытка отбиться от внутреннего врага, сдержать его или объявить ему бой. Кататонию, например, можно рассматривать как попытку парализовать интроецированный объект, удерживать его в неподвижном состоянии и такими образом сделать его безвредным.
Самый ранний период садистической фазы характеризуется особой жестокостью нападок на объект. В последующем периоде этой фазы, совпадающем с ранней анальной стадией, в которой преобладают анально-садистические импульсы, преобладают более скрытые формы агрессии, такие как использование отравляющих веществ или взрывчатки. При этом экскременты символизируют яды, а в своем воображении ребенок использует экскременты как нечто, что преследует его объекты, и каким-то магическим способом вставляет их в анус и другие отверстия в телах этих объектов и оставляет их там. Как следствие этого, он начинает бояться и собственных экскрементов, представляя себе их как вредные и опасные для своего тела субстанции, и экскрементов, содержащихся внутри тел его объектов, от которых он ожидает аналогичных скрытых агрессивных действий в отношении себя самого с помощью тех же самых опасных средств. Таким образом, его фантазии приводят к страху того, что внутри его тела существует множество преследователей, к страху быть отравленным. Эти фантазии являются основой его страхов ипохондрического характера, а также приводят к росту тревоги, вызванной приравниванием интроецированного объекта фекалиям, поскольку этот объект становится еще более опасным, будучи связанным с ядовитым и разрушительным «калом фрагментарным» (scybalum). И тот факт, что в результате своих уретрально-садистических импульсов ребенок воспринимает мочу как нечто очень опасное, как нечто, что может сжечь, отравить или порезать, подготавливает его на бессознательном уровне к тому, чтобы относиться к пенису как к садистическому органу и бояться опасного помещенного внутрь пениса отца преследователя). Таким образом, осуществленное в воображении ребенка садистическое превращение экскрементов в опасные вещества увеличивает его страх перед интернализированным преследователем. Страх распространяется и переносится на многие объекты и источники опасности, находящиеся во внешнем мире. Поэтому ребенок начинает бояться, что на него нападет множество его преследователей. Делая это, ребенок отождествляет свои органы, фекалии и другие всевозможные вещи, равно как и свои интернализированные объекты, с объектами внешними. При этом ребенок распространяет свой страх перед каким-то внешним объектом на большое число приравненных к нему объектов.Однако в воображении маленького ребенка это множество различных объектов находится в том самом месте, которое является главной целью его деструктивных и либидинальных импульсов и также его пробуждающегося стремления к знаниям – а именно внутри тела его матери. По мере того как его садистические тенденции увеличиваются, а в своем воображении он овладевает всем тем, что находится внутри материнского тела, эта ее часть становится «представителем» объекта и одновременно начинает символизировать внешний мир и реальность. Таким образом, садистические фантазии ребенка о том, что находится внутри тела его матери, формируют у него фундаментальное отношение к внешнему миру и реальности. Но его агрессия и тревога, которую он испытывает вследствие нее, являются одним из фундаментальных факторов его объектных отношений, на которые в то же время активно влияет и его либидо. Его либидинальные отношения к своим объектам и влияние, оказываемое действительностью, нейтрализуют его страх перед внутренними и внешними врагами. Его вера в существование добрых и полезных объектов – вера, которая основана на силе его либидо, – позволяет реальным объектам проявляться все сильнее, а его фантазийные образы отодвигаются на задний план. Взаимодействие между формированием супер-эго и объектными отношениями, основанное на взаимодействии проекции и интроекции, оказывает глубокое влияние на его развитие.
Ранние стадии эдипова конфликта и формирование Супер-Эго
Оральные фрустрации вызывают импульсы, связанные с эдиповым комплексом, и супер-эго начинает формироваться именно в это самое время. С этого начинается период в развитии, который характеризуется отчетливым выходом на передний план генитальных импульсов и который известен ранним расцветом сексуальности, а также как этап появления и развития конфликтов, связанных с эдиповым комплексом. При нормальном развитии удовольствие от процесса сосания заменяется таковым от кусания. Недостаток удовольствия на стадии орального сосания увеличивает потребность в удовольствии на стадии орального кусания. Внешние фрустрации – то есть неблагоприятные условия питания – сопутствуют конституционально усиленному оральному садизму, который отрицательно влияет на получение ребенком удовольствия от процесса сосания. И наоборот, если наступление орального садизма происходит не преждевременно и не носит слишком насильственного характера (что предполагает удовлетворительное течение «сосательного периода»), то это представляется необходимым условием для начала нормального развития.
Тревога является результатом непосредственной трансформации либидо, сохраняется лишь в очень ограниченных рамках. Фрейд показывает, что у голодного грудного младенца тревога возникает в результате увеличения напряжения, вызванного его потребностью, но у этой тревожной ситуации уже есть еще более ранний прообраз. Он говорит: «Ситуация неудовлетворенности, при которой все раздражения достигают мучительной высоты … должна для младенца быть аналогична переживаниям при рождении, воспроизведением той ситуации опасности.»
Самый яркий случай трансформации неудовлетворенного либидо в тревогу – это реакция грудного младенца на напряжение, вызванное его физическими потребностями. Однако такая реакция, без сомнения, выражается не только в тревожности, но и в гневе.
Деструктивные инстинкты направлены против самого организма, и поэтому Эго должно воспринимать их как опасность и угрозу, именно эта опасность ощущается человеком в виде тревоги. Поэтому тревожность будет брать свое начало в агрессии.
М. Кляйн говорит, что у Эго имеется и другой способ справиться с этими деструктивными импульсами, которые продолжают оставаться в организме, а именно оно мобилизует часть этих инстинктивных побуждений, чтобы защитить себя от другой их части. Таким образом произойдет расщепление между ид, которое является первым шагом в формировании и инстинктивных запретов, и супер-эго и которое может быть тем же самым, что и первичные подавления. Мы можем предположить, что такого рода расщепление становится возможным благодаря тому факту, что, как только процесс инкорпорации начался, инкорпорированный объект становится средством защиты от разрушительных импульсов в организме. Беспокойство, спровоцированное у ребенка его деструктивными инстинктивными импульсами, проявляется в Эго в двух направлениях. В первую очередь это подразумевает уничтожение его собственного тела в результате действия таких импульсов, которые представляют собой страх внутренней инстинктивной опасности. Но вторым идет страх перед его внешними объектами, на которые направлены его садистические чувства и которые воспринимаются как источники опасности. Растущий оральный садизм достигает своей высшей точки в процессе отлучения от материнской груди и сразу после этого, что ведет к максимально полной активизации и развитию садизма, проистекающего из всех его источников. Орально-садистические фантазии ребенка, которые, как думается, представляют собой связь между «орально-сосательной» и «орально-кусательной» фазами, имеют вполне определенный характер и содержат мысли о полном обладании содержимым материнской груди, достигаемом путем высасывания и вычерпывания. Подобное стремление (высосать и вычерпать) поначалу направлено на грудь матери, а затем его объектом становится и все то, что находится внутри материнского тела.
Говоря о раннем эдипе М.Кляйн отмечает, что в этот период преобладают агрессивные тенденции в отношении тела матери, а ведущее желание на этом этапе – лишить тело матери содержимого и уничтожить его. Наиболее близкой оральному садизму, является уретральный садизм. Наблюдения подтвердили, что детские фантазии о затоплении и разрушении огромным количеством мочи (в смысле размягчения этого «чего-либо», утопления, сжигания или отравления) являются садистической реакцией на отлучение от жидкости, получаемой из матери, и в конечном счете направлены против ее груди. Хорошо известные психоаналитикам фантазии, как затопление и разрушение чего-либо огромным количеством мочи, а также более широко известная связь между играми с огнем и писанием в кровать, являются просто более видимыми и менее подавленными признаками садистических импульсов, которые сопровождают функцию мочеиспускания. Моча представляется жидкостью, которая вызывает возгорания, разложение и отравление, как тайный и медленно действующий яд. Эти уретрально-садистические фантазии имеют фундаментальную роль в придании пенису бессознательного значения как инструмента садизма, а также в нарушениях мужской потенции. В ряде случаев ночное недержание мочи вызвано именно фантазиями такого рода. Все другие способы садистической агрессии, которые применяет ребенок, такие как анальный или мышечный садизм, направлены в первую очередь против материнской груди (которая не постоянно находится в доступе), но вскоре объектом этой агрессии становится все то, что находится внутри тела матери, которое таким образом становится целью всех самых эффективных средств садизма. В работе Авраама показано, что удовольствие, которое младенец получает от процесса кусания, связано не только с либидинальным удовлетворением его эротогенных зон, но и с четко выраженным разрушительным страстным желанием, направленным на уничтожение его объекта.
По мере роста у ребенка количества методов его садистической агрессии его садистические фантазии обретают все свою полноту и силу. Оральные фрустрации вызывают у ребенка на бессознательном уровне осведомленность о том, что его родители получают друг от друга удовлетворение сексуального характера, которое поначалу воспринимается как носящее оральный характер. Под давлением своих собственных фрустраций ребенок реагирует на эту свою фантазию чувством зависти к родителям, что, в свою очередь, только укрепляет его ненависть к ним. Его стремление «высосать и вычерпать» приводит к желанию высосать и поглотить все жидкости и остальные вещества, которые содержатся в родителях (или скорее в их органах), включая и те, которыми они обменивались в процессе оральной копуляции. Такие бессознательные знание и фантазии о половом акте между родителями возникают на самой ранней стадии развития. Оральная зависть является одним из мотивирующих факторов, заставляющих детей обоих полов стремиться проникнуть внутрь тела матери и рождающих связанное с этим любопытство. Детские деструктивные импульсы, однако, довольно скоро перестают быть направленными только на мать и распространяются также на отца. В воображении ребенка пенис отца становится частью матери во время оральной копуляции и остается внутри ее тела (у отца имеется большое количество пенисов), а поэтому агрессия против ее тела направляется также против его пениса, находящегося внутри этого тела. Причиной того, почему у мальчика на самых глубинных уровнях его разума имеется такой огромный страх перед кастрирующей матерью и почему у него сохраняется тесно связанная с этим страхом мысль или представление о «женщине с пенисом», является его боязнь ее как человека, в теле которого находится пенис отца; поэтому в конечном счете то, чего он боится, – это пенис отца, инкорпорированный в тело матери. Смещение объекта чувства ненависти и тревоги с пениса отца и перенос этого на тело матери, которое вбирает его (пенис) в себя, очень важно для понимания истоков психических расстройств; это также является основополагающим фактором нарушений в сексуальном развитии и формирования гомосексуального отношения. Данное смещение происходит следующим образом: страх пениса отца, инкорпорированного в тело матери, устраняется с помощью хорошо известного механизма его перемещения на меньший страх «материнского пениса». Боязнь отцовского пениса, «поглощенного» матерью, настолько велика потому, что на этой ранней стадии развития пенис представляет и всего отца. Таким образом, пенис, находящийся внутри матери, символизирует комбинацию матери и отца в одном лице, которая воспринимается как особо ужасающая и несущая в себе угрозу. В этот период максимально сильного детского садизма он концентрируется вокруг коитуса между родителями. Те желания смерти родителям, которые чувствует ребенок во время первичной сцены или в своем обусловленном такой сценой воображении, связаны с необычайно буйными (по содержанию) садистическими фантазиями, которые, в частности, состоят в садистском уничтожении родителей вместе или по отдельности. У ребенка также есть фантазии, в которых родители разрушают друг друга при помощи своих гениталий и экскрементов, которые воспринимаются в воображении как опасное оружие. Эти садистские импульсы, направленные против матери и отца в состоянии совокупления, ведут к тому, что ребенок ожидает наказания за них одновременно от обоих родителей. На такой ранней стадии детский страх этого приводит к интенсификации садизма и увеличению силы тех импульсов, которые направлены на уничтожение опасных объектов; поэтому у ребенка в еще большем количестве возникают деструктивные и садистические устремления, направленные на своих «сборных родителей», а следовательно, у него растет страх перед ними как перед враждебной силой. М.Кляйн считает, что ранние генитальные импульсы и фантазии, начинающиеся в фазе развития, в которой доминирует садизм, и представляют собой у детей обоих полов ранние стадии эдипова конфликта, так как они удовлетворяют принятым его критериям. Хотя прегенитальные импульсы у ребенка все еще преобладают, он уже помимо своих оральных, уретральных и анальных желаний начинает ощущать генитальные устремления, направленные на родителя противоположного пола, а также ревность и ненависть к родителю одного с собой пола и даже на этой ранней стадии испытать конфликт между своей любовью и ненавистью к последнему. И острота эдипового конфликта проистекает из этой ранней ситуации. Например, когда маленькая девочка отворачивается от матери с чувствами ненависти и разочарования и устремляет свои генитальные и оральные желания на своего отца, она остается привязанной к матери мощными силами своей оральной фиксации и своей общей беспомощности; а маленький мальчик тянется к своему отцу силами своей позитивной оральной привязанности и одновременно отталкивается от него чувствами ненависти, возникающими в результате ранней эдиповой ситуации. Но на этой стадии развития ребенка эдипов конфликт выражен недостаточно четко по сравнению с тем, что происходит в дальнейшем.
М. Кляйн утверждает, что детские мастурбационные фантазии своим ядром имеют ранние садистические фантазии, возникавшие вокруг копуляции своих родителей. Именно эти деструктивные импульсы, слившись с либидинальными, заставляют супер-эго возводить защитные редуты против мастурбационных фантазий и, между прочим, против мастурбации как таковой. Получается, что детское чувство вины, связанное с генитальной мастурбацией в раннем возрасте, является производным от садистических фантазий, направленных против своих родителей. Более того, так как в этих мастурбационных фантазиях содержится суть эдипова конфликта, в результате чего они могут рассматриваться как центральная точка всей сексуальной жизни ребенка, чувство вины, возникающее из детских либидинальных импульсов, в действительности является реакцией на деструктивные импульсы, которые слиты с ними. Конфликт, связанный с эдиповым комплексом, как и формирование супер-эго, инициируется в основном на почве имеющихся импульсов ненависти, которые определяют все это даже на самых ранних и решающих этапах.
Первоначально считалось, что формирование супер-эго начинается в фаллической фазе. В своей работе «Гибель эдипова комплекса» Фрейд заявляет, что эдипов комплекс заменяется возникновением супер-эго – что он распадается на мелкие части, а супер-эго является его наследием. А в работе 1926 года «Торможение, симптом, тревога» мы читаем: «Тревога фобии животных представляет собой, таким образом, аффективную реакцию эго на опасность. Опасность же, о которой здесь сигнализируется, – это кастрация. В данном случае нет другого отличия от реальной тревоги, которую эго нормально проявляет в ситуации опасности, как только то, что содержание тревоги остается бессознательным и осознается только в искаженном виде». Если это так, то тогда детская тревожность, которая присутствует до наступления латентного возраста, может быть сведена к кастрационной тревоге у мальчика и страху потери любви у девочки. Согласно этой концепции, формирование супер-эго не начнется до тех пор, пока прегенитальные стадии не останутся в прошлом, и будет осуществляться путем регрессии к оральной стадии.
Конфликт, связанный с эдиповым комплексом, и супер-эго формируются в обстановке преобладания прегенитальных импульсов, а объекты, которые были интроецированы в течение орально-садистической фазы, – первые катексисы и идентификации объектов – образуют начала зарождающегося супер-эго. Более того, именно деструктивные импульсы и вызываемая ими тревожность инициируют формирование супер-эго и управляют им на ранних стадиях его развития. Так же и важность объектов для формирования супер-эго остается несомненной; однако она предстает в несколько ином свете, если мы будем рассматривать инстинктивные влечения в качестве фундаментального фактора в поздних стадиях развития, а достижение генитальной стадии просто означает усиление генитальных импульсов. Конфликт, связанный с эдиповым комплексом, как и формирование супер-эго, инициируется в основном на почве имеющихся импульсов ненависти, которые определяют все это даже на самых ранних и решающих этапах.
идентификации, делаемые ребенком в самом раннем возрасте, дают искаженные, нереальные изображения объектов, лежащих в их основе. Как мы знаем из Абрахама, на ранних стадиях развития и реальные, и интроецированные объекты по большей части представляются как их органы. Мы также знаем, что пенис отца главным образом является объектом страхов и приравнивается к различного рода опасному оружию или к зверям, которые могут ужалить или пожрать, а вот вагина в бессознательном представляется как несущее опасность отверстие. Такое приравнивание является универсальным механизмом фундаментального значения для формирования супер-эго.
В работах Фрейда мы находим два частично дополняющих друг друга взгляда на формирование супер-эго. Согласно одному из них, суровость супер-эго обусловлена строгостью реального отца, чьи команды и запреты повторяет супер-эго. Согласно другому, о чем говорится в некоторых его высказываниях, эта суровость является следствием деструктивных инстинктивных импульсов субъекта.
Справедливо называть ранние идентификации «ранними стадиями формирования супер-эго» точно так же, как я использовала термин «ранние стадии эдипового конфликта». Уже на самых ранних стадиях развития ребенка эти катексисы объектов оказывают такое влияние, которое характеризует их как супер-эго, хотя они качественно отличаются по своим воздействиям от идентификаций, характерных для более поздней стадии.
Раннее супер-эго обладает особой суровостью и жесткостью, и в нормальной ситуации ни в одном другом периоде жизни противоречия между эго и супер-эго не являются такими сильными, как в раннем детстве. В самом деле, это объясняет, почему на первых стадиях жизни напряженность между ними преимущественно ощущается в виде тревоги. Команды и запреты со стороны супер-эго носят не менее бессознательный характер у маленького ребенка, чем у взрослого, и что они ни в коем случае не идентичны командам, которые исходят от его реальных объектов.
Фаза, когда садизм достигает своей высшей точки, дальнейшее усиление садистических тенденций приводит к росту тревожности. В угрозах со стороны раннего супер-эго в сторону ид содержатся все детали садистических фантазий, направленных на объект, и теперь они одна за одной поворачиваются против эго. Постепенное преодоление садизма и тревожности является результатом прогрессирующего развития либидо.
Тревожность способствует росту силы нескольких эрогенных зон и тому, что они одна за другой добиваются превосходства. Господство орально- и уретрально-садистических импульсов заменяется господством анально-садистических импульсов; и так как механизмы, относящиеся к ранней анально-садистической стадии, неважно, насколько мощными они могут быть, уже действуют как защитники от тревоги, возникающей еще из более ранних периодов этой фазы, то из этого следует, что та самая тревога, которая является главным тормозящим фактором в развитии личности, в то же время является фактором фундаментальной важности, способствующим росту его эго и его сексуальной жизни.
На этой стадии способы защиты являются чрезвычайно жесткими, поскольку они пропорциональны чрезмерному давлению тревоги. Мы знаем: на ранней анально-садистической стадии то, что ребенокизгоняет из себя, является его объектом, который воспринимается как нечто враждебное и приравниваемое к фекалиям. По мнению М.Кляйн, то, что уже изгоняется из себя на ранней анально-садистической стадии, – это ужасающее супер-эго, интроецированное в орально-садистической фазе. Таким образом, этот акт «изгнания» является средством защиты, которое применяет движимое страхом эго против супер-эго; оно изгоняет, выбрасывает наружу свои интернализированные объекты и одновременно проецирует их на внешний мир. Механизмы таких проекций и выброса тесно связаны с процессом формирования супер-эго. Точно так же, как эго пытается защитить себя от супер-эго путем жесткого выталкивания, а значит, и разрушения последнего, оно пытается избавиться от своих деструктивных тенденций с помощью принудительного их изгнания.
Мы знаем, что уровень тревожности у психотической личности гораздо выше, чем у невротической. Тем не менее до сих пор нет объяснения тому факту, что подобная столь подавляющая тревога может появляться на таких ранних стадиях развития (на которых, согласно исследованиям Фрейда и Абрахама, находятся точки фиксации психозов). Самые последние концепции Фрейда, изложенные в его книге «Торможение, симптом, тревога», исключают возможность того, что этот огромный объем тревоги способен возникнуть в результате превращения неудовлетворенного либидо в страхи. Мы также не можем принять мысль о том, что детский страх быть съеденным, разрезанным на куски и убитым своими родителями может быть реальным. Но если предположить, что чрезмерная тревога может являться только следствием интрапсихических процессов, то это будет близко к теории М.Кляйн о том, что тревожность на ранних стадиях развития вызвана деструктивными инстинктивными побуждениями и давлением раннего супер-эго. То давление, которое на этих ранних стадиях существует со стороны супер-эго ребенка с целью его защиты от его же деструктивных тенденций и которое как по своей величине, так и по форме соответствует его садистическим фантазиям, отражается в ситуациях самой ранней тревожности, которые тесно связаны с фазой доминирования садизма. Они запускают определенные защитные механизмы внутри эго и имеют особое значение для характера психотического расстройства, а также для развития в целом.
Предположение о том, что ядро супер-эго формируется на столь ранней стадии развития эго, которая еще очень далека от реальности, проливает новый свет на развитие объектных отношений. Тот факт, что образ объекта искажается собственными садистическими импульсами индивидуума, имеет следующие последствия: не только меняется характер влияния на формирование супер-эго как со стороны реальных объектов, так и в результате объектных отношений, но, в отличие от теории, принятой до сих пор, также увеличивается важность формирования супер-эго в объектных отношениях. Когда индивидуум, будучи еще маленьким ребенком, только начинает интроецировать свои объекты, которые – об этом надо всегда помнить, – будучи воспринимаемы различными органами, пока еще имеют весьма смутные очертания, его страх перед этими интроецированными объектами запускает механизмы вытеснения и проекции. Теперь дело доходит до взаимодействия между проекцией и интроекцией, которое является фундаментальным как для формирования супер-эго, так и для развития объектных отношений и адаптации к реальности. Непрерывное и устойчивое стремление проецировать пугающую идентификацию на объект, как кажется, приводит к усилению импульса к повторению интроекции объекта снова и снова и поэтому становится определяющим фактором в развитии объектных отношений. В садистической фазе индивидуум защищает самого себя от своего страха по отношению к своим прибегающим к насилию объектам, как интроецированным, так и внешним, путем удвоенной в своей интенсивности агрессии, направленной на этот объект, которая – в воображении – приводит к его уничтожению. Устранение объекта, в частности, служит тому, чтобы заставить замолчать супер-эго, высказывающее со своей стороны нестерпимые угрозы. Реакция такого рода предполагает, что механизм проекции инициируется по двум направлениям: посредством одного эго ставит объект на место супер-эго, от которого хочет освободиться, и посредством другого создает объект, обозначающий ид, от которого он также хочет освободиться. Таким образом, к тому объему ненависти, который был первоначально направлен против объекта, добавляется и ненависть, предназначавшаяся для ид и супер-эго.Случаи экстремально высокой тревожности в раннем возрасте играют фундаментальную роль по мнению М.Кляйн в развитии шизофрении. Проекцией своего ужасающего супер-эго на свои объекты индивидуум усиливает свое чувство ненависти по отношению к этим объектам, а значит, и свой страх их, приводящий к тому, что, если его агрессия и тревога являются чрезмерно сильными, внешний мир для него превращается в ужасное место, его объекты – во врагов, а он сам ощущает угрозу преследования со стороны как внешнего мира, так и своих интроецированных врагов. Если его тревожность слишком велика или если его эго не может с ним мириться, он попытается уклониться от страха перед внешними врагами, регулируя свои механизмы проекции. Это будет одновременно предотвращать осуществление каких-либо дальнейших интроекций объектов и останавливать развитие отношения к реальности, и он будет в еще большей мере подвержен страху перед своими уже интроецированными объектами. Данный страх будет принимать разнообразные формы агрессии со стороны врага, находящегося внутри самого индивидуума, от которого нет спасения – врага, который наносит индивидууму различные повреждения. Такой страх, вероятно, является одной из глубочайших причин ипохондрии. Избыток подобной тревоги, которая не поддается какой-либо модификации или сдвигу, очевидно, будет порождать особенно жесткие методы защиты. Более того, нарушения в работе механизма проекции, по-видимому, сопряжены с отрицанием внутренней психической реальности. Страдающий от всего этого индивидуум отрицает и, так сказать, устраняет не только источник своей тревоги, но также и ее влияние. Целый ряд явлений, характерных для клинической картины шизофрении, может быть объяснен как попытка отбиться от внутреннего врага, сдержать его или объявить ему бой. Кататонию, например, можно рассматривать как попытку парализовать интроецированный объект, удерживать его в неподвижном состоянии и такими образом сделать его безвредным.
Самый ранний период садистической фазы характеризуется особой жестокостью нападок на объект. В последующем периоде этой фазы, совпадающем с ранней анальной стадией, в которой преобладают анально-садистические импульсы, преобладают более скрытые формы агрессии, такие как использование отравляющих веществ или взрывчатки. При этом экскременты символизируют яды, а в своем воображении ребенок использует экскременты как нечто, что преследует его объекты, и каким-то магическим способом вставляет их в анус и другие отверстия в телах этих объектов и оставляет их там. Как следствие этого, он начинает бояться и собственных экскрементов, представляя себе их как вредные и опасные для своего тела субстанции, и экскрементов, содержащихся внутри тел его объектов, от которых он ожидает аналогичных скрытых агрессивных действий в отношении себя самого с помощью тех же самых опасных средств. Таким образом, его фантазии приводят к страху того, что внутри его тела существует множество преследователей, к страху быть отравленным. Эти фантазии являются основой его страхов ипохондрического характера, а также приводят к росту тревоги, вызванной приравниванием интроецированного объекта фекалиям, поскольку этот объект становится еще более опасным, будучи связанным с ядовитым и разрушительным «калом фрагментарным» (scybalum). И тот факт, что в результате своих уретрально-садистических импульсов ребенок воспринимает мочу как нечто очень опасное, как нечто, что может сжечь, отравить или порезать, подготавливает его на бессознательном уровне к тому, чтобы относиться к пенису как к садистическому органу и бояться опасного помещенного внутрь пениса отца преследователя). Таким образом, осуществленное в воображении ребенка садистическое превращение экскрементов в опасные вещества увеличивает его страх перед интернализированным преследователем. Страх распространяется и переносится на многие объекты и источники опасности, находящиеся во внешнем мире. Поэтому ребенок начинает бояться, что на него нападет множество его преследователей. Делая это, ребенок отождествляет свои органы, фекалии и другие всевозможные вещи, равно как и свои интернализированные объекты, с объектами внешними. При этом ребенок распространяет свой страх перед каким-то внешним объектом на большое число приравненных к нему объектов.Однако в воображении маленького ребенка это множество различных объектов находится в том самом месте, которое является главной целью его деструктивных и либидинальных импульсов и также его пробуждающегося стремления к знаниям – а именно внутри тела его матери. По мере того как его садистические тенденции увеличиваются, а в своем воображении он овладевает всем тем, что находится внутри материнского тела, эта ее часть становится «представителем» объекта и одновременно начинает символизировать внешний мир и реальность. Таким образом, садистические фантазии ребенка о том, что находится внутри тела его матери, формируют у него фундаментальное отношение к внешнему миру и реальности. Но его агрессия и тревога, которую он испытывает вследствие нее, являются одним из фундаментальных факторов его объектных отношений, на которые в то же время активно влияет и его либидо. Его либидинальные отношения к своим объектам и влияние, оказываемое действительностью, нейтрализуют его страх перед внутренними и внешними врагами. Его вера в существование добрых и полезных объектов – вера, которая основана на силе его либидо, – позволяет реальным объектам проявляться все сильнее, а его фантазийные образы отодвигаются на задний план. Взаимодействие между формированием супер-эго и объектными отношениями, основанное на взаимодействии проекции и интроекции, оказывает глубокое влияние на его развитие.